Читать книгу "Король в моем плену  - Стелла Вайнштейн"

— Я уже сказала, что буду, Гету! Какую новость? Ннанди вновь беременна?

Послышался смех и звук страстного поцелуя. Пара по ту сторону хрусталя не увидела, как бледнеет лицо Эвитерры.

— Все равно приходи завтра. Слышал, кое-кто по тебе соскучился!

Хрустальный шар полыхнул золотым и погас. Алая, как рябина, Эвитерра извинительно пробормотала:

— Прости, Рейсвальд. Моим друзьям, Гету и Ннанди, не свойственна северная холодность. В их культуре естественно говорить об отношениях, связывающих мужчину и женщину. Мне не хотелось переубеждать их объяснениями нашего договора. На будущее постараюсь, чтобы подобного не повторилось.

— Госпожа просит прощения? Не стоит. Как и подобает рабу и просто воспитанному человеку, я не вслушивался в чужой разговор.

Как прекрасно вновь укутаться шарфом показного спокойствия. Будто его и не пробрало злостью от упоминания неизвестного, который скучал по Эвитерре.

— Рейсвальд, я хотела попросить тебя о чем-то. Только после кофе, хорошо? Встретимся в трапезной на этом этаже через несколько минут. Я пришлю опытного лакея, который поможет тебе переодеться.

Она выскользнула из комнаты, осторожно неся в подоле драгоценные зерна. Рейсвальд подобрал одно с пола. Твердый плод, резко пахнущий экзотическим запахом юга. Для чего это кофе так нужен ведьме?

Рейсвальд на всякий случай закинул зерно в карман.

Вскоре дверь отворилась, зашел лакей с бритвенными принадлежностями.

Дымящийся кофе щекотал ноздри, но я бездумно смотрела вперед, смахивая слезы.

Я приговорена.

Нет, конечно, новость, поведанная Ннанди и Гету, меня обрадовала — они давно хотели второго ребенка, и я рада, что у них получилось. Но это также значило, что будущей маме не следует колдовать в ближайшие девять месяцев, чтобы не навредить плоду. Следовательно, нагрузка на остальные тринадцать волшебников чуть увеличится. В обычное время — терпимо. Напор магии усиливается, вероятность произведения артефакта растет, но у всех, по последним подсчетам, приличный запас прочности, иначе Ннанди и Гету погодили бы с ребенком.

Не у меня… Один артефакт — и я выгорю, а если и Ннанди не сможет колдовать, останутся лишь двенадцать волшебников, и это реальная опасность, что начнется ценная реакция и колдуны, не выдержав буйства магии, погаснут один за другим.

Катастрофа.

Илстин рассказывал, что после произведения Аривельдой четырнадцатого артефакта меня долго не могли найти. Выгорел старший волшебник Чи-Линг, взявший на себя львиную струю магического потока, чтобы спасти остальных. Счет шел на часы до погасания Хафсы, следующей по старшинству. В последний момент Илстин сумел меня обнаружить и инициировать, но цену за промедление пришлось заплатить сполна. За первый месяц обучения у Илстина я произвела пять артефактов — невиданное количество, почти провал. Двенадцать колдунов не сумели усмирить бурные потоки, проходящие через новичка. Под напором магии я вспыхивала, как головка спички, раз за разом. Илстин позже частенько крепко прижимал меня к себе и рассказывал, как боялся, что сгорю у него на глазах.

От стремительного и инфернального выгорания меня спасла инициация Чинга. Волшебников вновь стало четырнадцать, прорывы силы потихоньку утихли, потоки присмирели, и все же к концу первого года на моем счету были внушительные восемь артефактов. Обычно на момент окончания учебы у среднего волшебника их пять. Я ушла от Илстина с беспрецедентными одиннадцатью. Учитель не хотел меня отпускать. Для Илстина я всегда была хрупкой маленькой колдуньей, которую нужно охранять от мирских невзгод. Если Илстин узнает, что артефактов уже тринадцать, он примчится черным смерчем и заберет под стальное крыло жесткой заботы.

Нет. Не во второй раз. Мне хватило одной жизни с аллергией на все на свете — на молочное, рыбное, кофе, шоколад, двадцать различных лекарств. Я уже задыхалась: буквально от приступов астмы и фигурально от маминой заботы. С меня хватит. Я отказываюсь быть девочкой в беде, нуждающейся в спасении.

Что-нибудь придумаю. Потоки магии успокоились. Я чувствую, что управляю ими, а не наоборот, как в первый день присутствия Рейсвальда.

Кроме магии на повестке дня другие заботы: в моем замке предатель, докладывающий в Бретель о новостях. Надвигается зима, а запасов отнюдь не достаточно. Мик требует внимания, раз я пообещала стать его ответственным взрослым. Поведение Катрин в отсутствие Рейса вызывает немалые подозрения. И самая большая проблема — король в моем плену.

Моя заноза и радость. Застарелая рана, потихоньку подживающая. Несмотря ни на что, когда Рейс рядом, все остальное кажется преодолимым.

Отхлебнула остывший напиток, наслаждаясь горечью и густотой, и увидела заспанного Мика — он вышел из своей спальни, потирая сонные глаза. Взъерошенные рыжие кудри пружинами стояли на непропорционально большой голове.

Мик рухнул на соседний стул с полузакрытыми глазами и вслепую, дрожащей рукой потянулся, нащупывая поджаристые хлебцы, одновременно пододвигая к себе блюдечко с маслом. Хлеб исчез в два прикуса. Мальчишка облизнулся, шмякнул кусок масла на горячую корочку и расправился со вторым.

Под моим испуганным взглядом в утробе Мика исчезла стопочка поджаристых блинчиков с клубничным вареньем, кастрюлька овсяной каши со сливками, чайник чая, горка яблок, плошка тыквенной каши.

Рыжее несчастье приободрилось, довольно похлопало себя по животу и сказало, указывая на надкусанный ломоть в моей руке:

— Темная госпожа, вы доедать будете?

Я еще не успела толком позавтракать, но под жадным взглядом Мика мне кусок в горло не лез.

— Держи, приятного аппетита.

Мик справился с ломтем за секунду и сыто улыбнулся. Этот мальчишка сейчас слопал завтрак, способный накормить четверых взрослых. Сколько ему лет? На вид десять, но если учесть, что вокруг средневековье, скудное пропитание, то, может, и все двенадцать. По поведению он и на первоклассника не тянет, хотя я плохо разбираюсь в детской психологии. Ладно, прокормлю Мика, не обеднею. Лишь одно довольное выражение лица на круглой мордочке многого стоит.

— Иди сюда, — попросила я.

Мик пах чистотой и лавандой, которой прокладывали простыни для крепкого сна. Я пощупала живот — удостовериться, что мальчишка не лопнет. Мягонький, будто и не изничтожил три килограмма углеводов.

Вдруг Мик сделал невероятное. Пухлыми ручками обвил меня за шею, залез на колени и крепко обнял. Ух, тяжелый, по весу, словно откормленный бычок. Мик привалился к плечу и довольно задышал. Я гладила его по спине, и, клянусь, создавалась полная иллюзия, будто сидит чуть не грудничок. И макушка пахнет солнцем, как у маленьких.

— Кто ты, Мик? — шепотом спросила я.

Скрипнула дверь, ведущая в мои покои. Неугомонный ребенок резво спрыгнул с колен и запрыгал слоном по жалобно заскрипевшим ступеням вниз на первый этаж.